Ах, мэтр-мэтр… Умеете вы однако!... своим тэгом «про вампиров» вы просто опалили мне душу воспоминаниями (нервно подсмеиваюсь над собой).
читать дальшеДа-да, было эдакое золотое времечко в моей жизни, когда я уже вкусила сладкое слово «фанфик», но слабое сознание ещё не затуманил СЛЭШ (в том числе под влиянием ваших «Второгодников», а затем «Убить Малфоя»).
Испытываю чувство признательности за то, что вы находите в себе силы тащить редакторскую хламиду на своих всё же (?!) авторских плечах. Терпения вам, мэтр!
По клику на картинку — переход на сайт!
«Слушай, мой милый мальчик, слушай, внимай, разумей, потому что это случилось, потому что это произошло» лет эдак пять назад, когда мир сходил с ума от Эдварда Каллена на фоне «бесцветных сумерек» домохозяйки Стефани Майер. Эпохальное творчество дамы я так и не осилила (увы! каюсь), но темой заразилась.
Как черствый технарь, подошла к изучению предмета прагматично. Мой исследовательский ум перелопатил всё о вампиризме с научной точки зрения: от исторических свидетельств до медицинского научного доклада в начале 60-х прошлого века (на полном серьёзе).
В результате из этой мешанины фактов захотелось вычленить дельное и занимательное. читать дальшеОблечь выжимки «о вампирах, упырях и прочих представителях…ммм… меньшинств» в нечто научное показалось делом несерьёзным (киваю головой в знак полного согласия с собой).
Тогда-то я и вспомнила про «Декамерон».
Решила использовать идею Боккаччо: замкнутое пространство и истории, рассказанные ограниченному кругу лиц. Замкнутое пространство – дилижанс, а в роли рассказчика выступают сразу трое мужчин: аббат, нотариус и молодой медик. Представители трёх поколений – с одной стороны, три различные точки зрения общества на щекотливую тему – с другой.
Время повествования – первые годы ХХ столетия.
Так явились на свет 8 страниц текста, 7 из которых – правда чистой воды, и лишь последняя – авторский вымысел (начиная с имени Форсе, который следуя моим дальнейшим намерениям, должен был возглавить частную клинику для душевно больных - C'est la vie, как говорится, тема-то обязывает).
Трое джентльменов в дилижансе с «Декамероном» подмышкой.
Монотонно покачиваясь и скрипя, почтовый дилижанс медленно катился по проселочной дороге, с каждым поворотом приближаясь к небольшой деревушке где-то в районе Люберон. Вяло трусили лошади, всхлипы рессор милю за милей отсчитывали время, убаюкивая пассажиров. Не пытаясь разогнать усталость светской болтовней, все трое мирно посапывали, и даже возница клевал носом в такт приглушенному цоканью подков.
Доехав до развилки, возничий замешкался, притормаживая упряжку: впереди уже показались огни деревенской окраин, из печных труб тянуло дымком, едва доносились звуки ещё не угомонившихся на ночь обитателей.
Но один из пассажиров направлялся в замок Лурмарен, и требовалось сделать небольшой крюк, прежде чем останавливаться на ночлег.
Старик на козлах с тоской поглядел вдаль и, пыхтя трубкой, пробурчал: «Ничего, ничего… Полчаса в одну сторону, полчаса обратно… Лошади ещё не притомились окончательно, так что дорога не займёт больше часа….» Словно подслушав нехитрые мысли возничего о тепле и сытном ужине, лошади резво прибавили ходу, свернув на Маноск. И это нехитрое обстоятельство, в конечном счёте, спасло не одну жизнь
Вся наша жизни – всего-то воспоминания катафалка.
В дилижансе ехало трое пассажиров. Удивительно, но ни положение в свете, ни приверженность той либо иной политической партии, ни жизненный опыт за плечами, и тем более характер, не сближали этих людей столь тесно как род их занятий.
Самым молодым в компании был медик, холостяк двадцати шести лет, в жизни которого недостаток опыта с лихвой восполняли пытливый ум и трудолюбие. При себе он имел несколько блестящих рекомендаций, глубоко спрятанные профессиональные амбиции и надежду на обширную частную практику на новом месте.
Коротая время в пути, мужчина исподволь наблюдал за попутчиками, шаг за шагом пытаясь при помощи интуиции и воображения составить портрет каждого. Бесспорно, оба джентльмена являли собой парочку колоритных персонажей.
К примеру, вид католического священника, погружённого в глубокую задумчивость, явно выдавал отдалённые саксонские корни: субтильность фигуры, длинные тонкие пальцы, обхватившие с двух сторон миниатюрный саквояж. Но главное — лицо: несколько вытянутое, с глубоко посаженными глазами, с плотно сжатой полоской губ, и с характерным выражением неприступности (высокомерия, превосходства), заведомо отметая все попытки кому-то извне вклиниться в свой внутренний монолог. И только исподволь брошенный проницательный взгляд поверх толстых линз очков, выказывал неподдельный интерес к собеседникам.
Медик подметил странную особенность в его поведении: чем дольше они ехали, удаляясь от оживлённого Лиона, чем реже встречались небольшие поселения на их пути, тем мрачнее и более замкнутым становилось выражение лица аббата.
Рядом вольготно расположился нотариус. Не обделённый чувством юмора, и судя по брюшку, отменным аппетитом, лёгким отношением к жизни вообще и к данной ситуации в частности, он придавал их путешествию налёт авантюризма и романтики. Что определённо вносило нотку здорового оптимизма и разряжало обстановку.
Священник с нескрываемым интересом рассматривал четки, которые быстро перебирал нотариус пухлыми пальцами, затем полюбопытствовал:
— Какой необычный крест на ваших чётках.
— Ах, вы про это? – протягивая руки собеседникам, продемонстрировал чётки в раскрытых ладонях весельчак. Христианский крест на чётках был в центре обрамлён кругом как дань древне-языческим обрядам солнцу, – подарок моего друга, можно сказать друга детства. Про нас говорят, что двух менее схожих людей , трудно себе представить. Вопреки расхожему мнению мы всегда находим взаимопонимание и поддержку в непростых ситуациях, которыми пестрит жизнь в наш неспокойный безумный век.
— Подозреваю, что кельтский крест не преподносят просто так… Должны быть веские основания, чтобы вручить такой мощный оберег, – размеренная речь проповедника заставляла вслушиваться, а голос обладал таким насыщенным тёплым тембром, что сразу возникало доверие к им сказанному.
— Позвольте, я и не подозревал, что мой друг решил надо мной подшутить. Поверьте, это всего-то милый розыгрыш, не более. Я – человек темпераментный и в порыве увлечённой беседы могу что-нибудь теребить в руках. Эта привычка укоренилась у меня очень давно, к моему прискорбию никак не могу от неё избавиться, особенно когда чем-то поглощён полностью. А встречи с моим другом приводят меня в истинный восторг: так много черпаю я из нашего общения. Он всегда на острие политической жизни. Подозреваю, что он вхож в ложе масонов.
Намедни, перед самым моим отъездом, мы столкнулись случайно. И он проявил неподдельное участие к моей предстоящей поездке. Излагая суть путешествия, я бесцеремонно крутил пуговицу на его визитке. Всё закончилось смехом сквозь слёзы: пуговица оторвалась, но никто и не заметил сего незначительного инцидента, машинально я сунул её в карман. А вечером с курьером получил чётки и письмо, где мой друг излагал пожелания взять эту вещь с собой. Думаю, он решил избавить моих будущих собеседников от потерь пуговиц или ещё каких-нибудь иных деталей костюма. Хорошо, что я не цепляю волос, – колоритно сотрясая свой округлый живот, расхохотался толстяк.
— Не думаю, что подобный жест можно расценивать как розыгрыш. Знаете ли вы, милостивые господа, куда заносит нас судьба? – поинтересовался аббат, вглядываясь поочерёдно в лица попутчиков. Видимо пытаясь по ним прочесть ответ на вопрос.
— В силу своего возраста я, конечно, знаю о поверьях этих мест, но никогда не придавал большого значения россказням цыган, – нотариус явно заинтересовался предложенной темой разговора.
— Зря. Слишком необдуманно отвергать то, чего не понимаешь или не воспринимаешь всерьёз. Этим «россказням» по меньшей мере почти две тысячи лет. Именно тогда на берег Франции высадились Дева Мария и Мария Магдалина после распятия Иисуса. Вместе с ними прибыла цыганка Сара, которая прислуживала им, а впоследствии стала почитаться цыганами как святая Сара. Более того, в этой французской деревушке до сих пор многие столетия отмечается церемония посвященная этому знаменательному событию. Праздник проводят каждый год в ночь на двадцать пятое мая. Безусловно, церковь отвергает подобное, и Сара остается непризнанной святой, но…– здесь священник сделал долгую паузу и продолжил, как бы размышляя в слух, – Но разве любой факт может признаваться церковью как очевидный. Слишком большая ответственность возложена на её плечи. Случается, что подтверждения находятся со временем.
— Я слышал, что её не признают из-за цыганских вампирских оргий, – решил проявить свою осведомлённость по данному вопросу нотариус.
— Да вы правы. По роду своей церковной деятельности мне приходится заниматься изучением и расследованием случаев, которые не укладываются в привычный ход вещей. С одной стороны это занимательно, с другой – поучительно.
— Там, где свирепствуют эпидемии или войны, в недрах черни всегда рождаются небылицы.
— Увы. Я бы согласился с подобными утверждениями, если б не многочисленные факты, подтверждающие их состоятельность.
Разрешите напомнить вам историю простого солдата, два столетия назад всколыхнувшую всю Европу.
Будучи человеком набожным и бесстрашным однажды стоя на карауле, он столкнулся с неизвестным бессмертным существом. Светящиеся во тьме глаза дьявола на прекрасном бледном лице сразу напомнили ему о преданиях старейшин сербской деревни, откуда он был родом. Отгоняющий нечисть факел и яркий огонь костра не дали поживиться убийце в ту ночь. Дождавшись утра, молодой солдат отыскал могилу покойного. Произвёл обряды, известные ему от стариков, дабы изгнать дьявола из тела и успокоить душу усопшего. Но что-то в ритуале пошло не так. Сам он не погнушался принять меры предосторожности, чтобы не превратиться в монстра. Во-первых, поел землю с могилы. Затем кровью вампира натёр своё тело. Всё произошедшее так повлияло на молодого человека, что он досрочно оставил военное поприще и стал вести тихий размеренный образ жизни фермера. Только возлюбленная знала, что пришлось ему пережить в армии.
— Вы имеете в виду историю Арнольда Паоле?
— Да. Просто этот случай весьма примечательный, так как задокументирован, особенно в части его смерти. Скончавшись ещё весьма молодым, Арнольд Паоле был погребён на церковном дворе. Но через месяц местные жители то там, то сям стали сталкиваться с ожившим Арнольдом. Это вызвало панический ужас в деревне. Всё усугубилось ещё и тем, что после встречи с покойным, людей скашивала странная болезнь.
Это событие установлено со слов очевидцев. В присутствии двух военных хирургов и священника труп был эксгумирован. В разрытой могиле покойник лежал на боку. Он выглядел словно живой. Отросшие ногти и волосы, странным образом подтверждали, что прошло почти два месяца, как несчастный погребён в земле. На разомкнутых губах застыла кровь. Возглас могильщика обличал: «Ты не стёр кровь после своих дел вчера ночью!» Увиденная картина только подтвердила самые страшные догадки: перед собравшимися была могила вампира. Один из хирургов от подобного вида ударился оземь. Напуганные люди обсыпали тело вампира чесноком, а в сердце вонзили кол из боярышника. Из раны хлынула кровь, а из горла вырвался душераздирающей крик. Тело дёрнулось в конвульсиях и застыло. Над останками были прочитаны молитвы. Так же поступили и с могилами тех, кто повстречался при жизни с уже покойным Паоле и вскоре скончался.
Шесть лет в этой местности не было никаких инцидентов. А затем местные жители стали наталкиваться на ходячих мертвецов. Начались эпидемии. Люди бросились разрывать могилы и находили в них одно и то же: нетленные тела! Тела обезглавливали и сжигали. В срочной депеше направленной в столицу была указана причина начала эпидемии: мясо животных, заражённых Арнольдом Паоле. Массовый падёж скота привёл к губительному перерождению людей в вампиров.
Разгул надругательств над могилами и ужас людей достиг таких высот и размаха, что австрийская императрица Мария Терезия выслала своего лейб-медика расследовать жалобы населения. Он представил двору заключение, что вампиры не существуют. И на основании сего был издан закон, запрещающий вскрытие и осквернение могил. Так вакханалии вокруг вампирской эпидемии был положен конец.
Едва рассказчик закончил повествование о трагической судьбе Арнольда Паоле, как молодой медик заговорил страстно и так скоро, что последние слоги слов терялись в этой сумбурной скороговорке:
— Я целиком и полностью на стороне врача, который предотвратил куда больший ущерб людям нежели домыслы. Ведь разрывая могилы, люди подвергаются опасности подхватить смертельные болезни.
— Но пресекая домыслы волевым решением, они не перестают будоражить умы до сих пор, – парировал аббат. – Святая церковь неоднозначно относится к подобным явлениям. Случай с Паоле побудил французского богослова и учёного Кальме собрать и систематизировать сообщения о вампирах в своём трактате. Его труды широко известны и многократно изданы.
— Однако сам Антуан Кальме не очень-то веровал в непогрешимость высказанной идеи. Единственное, что он утверждал точно: наличие трупов, которые не разлагались со временем, – решил поддержать молодого человека нотариус .
— Кстати, многие песчаные почвы, а также пещеры с одинаковой влажностью и температурой в любое время года, препятствуют разложению трупов, исключая какое-либо вмешательство человека. Здесь я намеренно не упоминаю различные способы бальзамирования, мумифицирования, – окрылённый поддержкой, медик заговорил чуть спокойнее.
Молодой человек ловил каждое слово. Ему было уютно, уходя в тень, наблюдать за полемикой со стороны. От его сосредоточенного взгляда на священника не ускользнуло, как тот судорожно прижимает свой саквояж к груди во время очередного рассказа о вампирах. И его ничуть не удивило остроумное замечание старика:
— Вас, юноша, в полной мере поддержал бы сам Вольтер. Который критически отнёсся к трактату о вампирах. Но заметьте, интересовался!
— Этот философ-пересмешник был скептичен во всём и преисполнен сарказмом ко всему. Я чувствую гордость уже от того , что его отец был богатым парижским нотариусом, – словно выдавая чужую тайну, поверенный подался всем корпусом к собеседникам, вкрадчиво добавив, – Чудится мне: он был душеприказчиком длинного списка влиятельных особ, если удостоился дворянского титула. А его сын забыл фамилию д'Аруэ…
— И смею заметить, весьма охотно «забыл», как он и сам не раз признавался.
— Можно сказать, нигилизм, привнесённый им на острие пера, изменил многое в умах французов.
— И не только французов. Смею вас уверить.
— Взять хотя бы издательское дело, – повернул в несколько иное русло разговор нотариус, – Благо, каждый, кто научился сочетать буквы, может войти в историю, попав своим сочинительством под печатный пресс.
— Но благо ли это для читателей?, – как бы подтвердив намёк, одобрительно улыбнулся аббат.
— Поразительно, но стоило только опубликовать роман Брэма Стокера «Дракула», как тут же воскресли уже канувшие в лету другие истории о вампирах. Злые языки Англии враз заговорили о Мерси Браун и её убитым горем отце, смакуя каждую деталь извлечения тела из гробницы девятнадцатилетний несчастной девушки из Род-Айленда. Как спустя два месяца после её смерти, отец при содействии семейного доктора вырезал сердце дочери и сжег, развеяв пепел. Этот эпизод вошёл в новомодную книгу. Все наперебой стали твердить о дьявольской соблазнительности и уме Лорда Байрона, который сам сочинял о вампирах и, как считали современники, стал прототипом вампира. Неординарные личности всегда стоят над толпой вне времени. А это притягивает и пугает серость.
— Как же наверно одиноко чувствует себя вампир в нашем человеческом обществе, – медик скептически хмыкнул.
— Думаю, как рыба в воде. Корма много, опасностей мало. Всё для него в этой жизни, – прагматичность профессии нотариуса выдавала себя во всём.
— Не думаю, что отсасывание крови из живого тела можно легко и долго скрывать.
— Я всего лишь пытаюсь сказать, что найдётся немало способов цивилизованно употреблять кровь в пищу. Например, Людовику XIII в последний год его жизни пускали кровь около полусотни раз. Непонятно: царственная кровь имела особую ценность? И кому достался сей лот вампирского аукциона? Это лишь подтверждает одно: на протяжении веков не очень-то ценили сей живительный эликсир. Либо…
— …либо нашлись те, кто оценил его по достоинству, – подытожил мысль священник.
— Если так рассуждать, то каждому, кому переливают кровь добровольно, принудительно превращается в вампира,– не согласился медик.
— И это ещё один способ цивилизованного отъёма крови, – с радостным чувством удовлетворения в голосе прокомментировал нотариус.
Старик, морщинистой рукой поправив сутану и поудобнее обхватив свою поклажу, начал издалека:
— В бытность свою мне пришлось столкнуться с капелланом. Он рассказывал весьма странные и страшные вещи, которым не находил объяснения, хотя повидал на войне немало. Он видел тела, обезображенные до такой степени, что ни одно оружие не могло бы нанести такие увечья человеческой плоти. Они просто были растерзаны, выпотрошены живьём. А ещё среди мёртвых находили тех, кто был обескровлен до последний капли крови, до кончиков пальцев. Точно сосуд испитый до дна.
— Как медик я могу объяснить многие внешние проявления так сказать «вампиризма». Скажем, человек впал в литургический сон, а его похоронили заживо. Естественно, очнувшись в гробу, он будет биться и умрёт в неестественной позе, а разодранные при этом пальцы рук и прикушенные губы и язык будут в крови. Заметьте, в собственной крови. Со временем наступает обезвоживание организма, кожа натягивается, обнажая основание волос и ногтей. Визуально кажется, что они отрасли. Дёсны ужимаются, при этом создаётся впечатление, что у трупа отрасли клыки. Я уже не перехожу на длинный перечень кожных заболеваний. Некоторые из которых можно смело отнести и к следам от укосов вампира, и к обличающему сиреневому оттенку губ… Не говоря о газах, скапливающихся в организме, и если проткнуть оболочку, то с их выходом наружу можно услышать и стон, и всхлип, и даже признание, если напрячь воображение.
— Неужели скептицизм молодого поколения может разъесть даже здоровый инстинкт самосохранения, – кюре был просто обескуражен.
— Но простите, святой отец, как же иначе можно защитить себя, если хоть на минуту представить, что все эти сказки реальны?
Бережно точно мать, высвобождая из пелёнок тельце новорожденного, пальцы аббата раскрывали содержимое саквояжа. Нервные движения указывали одновременно на трепет перед сокровищем и тайную гордость того, что он столь ревностно хранил от посторонних глаз. На алом бархате в строго отведённом порядке находились разные по размеру, форме, значению предметы, но единые в своей цели: убивать вампиров.
См. ссылку.
На правой половине в центре располагалось старинное складное распятие из слоновой кости, по обе стороны от него – деревянные потемневшие кресты размером поменьше распятия в виде гвоздей с заточенным остриём на конце. На левой половине саквояжа хранился револьвер, формочка для отливки серебряных пуль и сами пули, а так же порох к ним в серебристой баночке. Тут были в наличии осиновый кол и множество заполненных пузырьков.
Аббат вынимал каждый пузырёк, встряхивая содержимое, долго и внимательно рассматривал, будто проверяя срок годности того или иного компонента, при этом продолжая комментировать притихшим слушателям:
— Это – чесночный порошок. Он может быть в виде эссенции, тогда его легко можно подмешивать в напитки и воду. С помощью такой простой хитрости без труда можно определить тех, кто ни при каких обстоятельствах не возьмёт в рот подобный напиток, какой бы малой ни была бы концентрация чеснока в нём.
Вынимая следующий пузырёк, он открыл крышечку и поднёс к носу, глубоко вдыхая запах. Видимо содержимое пузырька его вполне удовлетворило. Он плотно закрыл пузырёк и, придерживая двумя пальцами, поднёс прямо к глазам каждого со словами:
— А эта бесценная сыворотка против вампиров, в случае, если вас ранили и яд попал в кровь, возможно, единственное, что может спасти вместе с молитвой и верой.
Ещё раз внимательно осмотрев содержимое саквояжа, поглаживая поверхность каждого предмета и удостоверившись, что все они надёжно закреплены и на своих местах, священник захлопнул свою сокровищницу.
Содержимое багажа кюре произвела абсолютно разные впечатление на свидетелей сего действа.
Нотариус разглядывал содержимое с любопытством, с серьёзным видом оценивая по достоинству каждый предмет. Молодой медик был столь разочарован, что не смог должным образом этого скрыть от окружающих. Он предполагал что угодно, но не такой пассаж, которым его огорошил священник:
— Обидно когда в наш просвещенный век мы с таким упорством цепляемся за вымыслы, нежели опираемся на науку и прогресс.
Надо признать, аббат с пониманием отнёсся к реакции каждого. Но предпочёл уклониться от комментариев. Молодой человек напротив, решил до конца исполнить свою просветительскую миссию против косности мракобесия:
— Я думаю, не стоит среди столь образованного общества, упоминать о так называемой «болезни Дракулы». Давно замечено, что существуют наследственные болезни, которые передаются из поколения в поколение или даже через поколения в одном роду. В большинстве случаев подобное возникает в результате инцеста. Этим грешат королевские фамилии или народ на ограниченной территории проживания, скажем горной местности. Здесь яркий пример – Трансильвания. Главным образом откуда берут начало многие поверья о вампирах, – академичность изложения только подчёркивала насколько доводы научно обоснованы, но горячность бескомпромиссной молодости постепенно брала вверх:
— В одной только Франции, начиная с середины XVI века, за сто лет с небольшим. казнили тридцать тысяч людей признанных кровопийцами! Неужели все они были вампирами?
Я видел, с какими чудовищными отклонениями рождаются дети, и к чему приводят болезни типа порфирии. Их внешность весьма отдалённо напоминает человеческую! Деформированные сухожилия приводит к самопроизвольному скручиванию пальцев и конечностей. Под действием дневного света у больных лопается кожа, поэтому со временем их тело покрывается язвами, шрамами. Кожа вокруг губ и дёсен высыхает и грубеет, наделяя лицо плотоядным звериным оскалом, на зубах появляется налёт бурого цвета, а если прибавить к нему покрытые язвами веки и деформированные нос и уши, то вряд ли кто-то станет отрицать, что перед ним вампир!
Болезнь влияет и на образ жизни. Страдающие от солнца, становятся активными при луне.
Жесточайшие боли приводят к изменению психики. Описаны случаи, когда больные бросались на людей пытаясь покусать, ели сырое мясо, высасывали из него кровь. Страдающие бешенством тоже могут служить иллюстрацией темы вампиров, при этом внешне они выглядят обычными людьми. Но тем не менее они могут избегать солнечного света, не смотрят в зеркала, а возле рта у них появляется вспенившаяся слюна. Порой слюна может быть красной и напоминать кровь.
— Странно… Вы так молоды и столь впечатляюще осведомлены… – задумчиво произнёс священник.
— Возможно, вы слышали об исследованиях Франсуа Форсе. Могу гордиться, что являюсь его протеже. За несколько лет общения с ним на профессиональной ниве и просто как с неординарным человеком, я проникся к нему огромным уважением. Как учёный он изучал подобные явления и ратовал за гуманное отношение к любому больному, какой бы безобразной не выглядела болезнь.
— И всё же вы не можете отрицать! что кровь, эта алая жидкость, наполняющая каждого из нас сверху донизу жизнью, а вытекая из нас, лишает её, наделена некой мистической силой.
— Согласен с вами, святой отец. Многие манускрипты описывают ритуалы никак несвязанные с болезнями людей, хотя в своей основе носят весьма кровожадный смысл, – нотариус не хотел отказываться от красивых историй, пропитанных мистикой, в пользу сухих медицинских фактов.
Какое-то время каждый хранил молчание, то ли думая о своём, то ли размышляя над услышанным. Только через длительный промежуток пути, поёрзав, усаживаясь поудобней, нотариус вновь заговорил:
— Что можно желать, получив вечную молодость, бессмертие, богатство?
— Власть, – сразу нашёлся аббат.
— Пожалуй. – мужчина склонил голову в знак согласия.
— Именно: власть. История пестрит подтверждениями на сей счёт. Ослабить государственную власть, чтобы усилить влияние тайных обществ. Вряд ли вам знакомо имя Вальтурии. Стоило в пятом веке им помочь сенатору сковырнуть законного правителя и этим открыть дорогу варварам на Рим, как Западно-римской империи был нанесён смертельный удар. Престол, по сути дела, стал игрушкой в руках вандалов. И тут вступает в спор за власть некий клан, который становится тайной силой. Пролив море людской крови, эта сила создаст Италию, которой будет заправлять десять веков.
— Так что масоны – всего лишь детский лепет рядом с ними?
— Я бы не взялся ничего утверждать. Но и отрицать связь между различными тайными обществами не берусь. Как и по поводу переплетения различных ручейков власти в одно мощное русло.
Почтовый дилижанс остановился. Возница возвестил о прибытии к замку Лурмарен.
На фоне ночного неба в свете полной луны прорисовывались чётким контуром зубцы башен замка. Бывший форт как старый надёжный вояка стоял по-прежнему на страже, оберегая жителей от всякого рода напастей.
Тепло попрощавшись с каждым, нотариус сошёл с пути, уготовленного двум другим пассажирам.
Дилижанс тронулся. Оставшись наедине, молодой человек пытался не терять ни одной минуты от общения со столь неординарным собеседником, которого ему подбросила судьба. Он понимал, что может задать любой вопрос и не будет понят превратно или осмеян. Тогда он решился задать вопрос, шедший в разрез его убеждениям:
— У человека должен быть выбор. А по легендам выходит, что у вампиров выбора нет: укус и ты перерождаешься, и только одна дорога – в ад.
— Думаю, какое-то время яд вампира не убивает человека. Но жажда крови после укуса вампиром, которая мучает и ломает не тело, а душу, требует жертвы. Ели человек устоит и не поддастся боли, то процесс обращения может и не завершиться. Если он вкусит человеческую кровь, перешагнёт через человечность в себе, то станет бессмертным навеки, то есть проклятым, нежитью. Выбор… вечный искус на губах: переродиться и стать вампиром или умереть ещё раз.
— Но ведь есть же кровь животных.
— Поддержать жизнь кровью животных можно, но продлить жизнь, излечить раны… вряд ли. Видите ли, все ритуалы, мне известные, трактуют кровь как носительницу некой жизненной субстанции. Именно это любую материю делает живой.
— Вы про бессмертную душу?
— Нет. Трудно говорить о душе, которая живёт только одним помыслом: убить себе подобного дабы насытиться. Но есть жизненная сила крови, которую он крадёт у других, которая поддерживает мощь вампира. Разве неясно, что вокруг крови будут всегда рождаться мифы?
— Слишком она важна для организма.
— А знаете, что говорят о душе цыганские верования? Когда душа умершего попадает в мир, где нет смерти, то она остаётся рядом с телом. И иногда хочет вернуться в него.
Внезапно тишину ночи нарушил странный крик ночной птицы: сиплое, шипящие дребезжание переходящее в надсадный кашель.
Священник вздрогнул всем телом и схватился за горло. Кистью одной руки он обхватил горло, точно защищая или зажимая рану, пальцы другой мёртвой хваткой вцепились в саквояж. Неожиданно он поперхнулся, будто вторя птице, зашелся кашлем. Уже через мгновенье лицо приобрело багрово-синюшный оттенок, из глаз хлынули слёзы…
Медик быстро пересел напротив, оказавшись за спиной аббата, резко выхватив, убрал вниз аптечку от вампиров. Он обхватил руками тело на уровне пупка аббата, и сцепив руки в замок, сделал несколько качкообразных движений, одновременно сдавливая с боков. Удушье отпустило. Ещё какое-то время старик сидел неподвижно в расслабленной позе. Первое, что он сделал, придя в себя, наклонился за саквояжем. И только тогда посмотрел с благодарностью на спасителя:
— Простите, что напугал вас. Но крик птицы лишил меня самообладания.
— Я узнал этот звук: так кричит сова-сипуха.
— Или по-венгерски «стрига». Вестница ночной охоты вампиров.
Ночь на слова священника ответила только скрипом колёс.
***
Возвращаясь через час, ничто не предвещало разительных перемен. Пейзаж из окна кареты по прежнему спокойно отсвечивал стальным блеском. Полная луна огромным оком взирала сверху на кучку людей предрешено приближавшихся к месту, ставшим кусочком ада на эту ночь.
Гнетущая тишина стягивалась вязким туманом к низине, закладывая уши, заставляя людей обострять слух.
Старик на козлах нервно дрожащими пальцами вынул трубку изо рта и до боли в суставах точно клещами вцепился в кнут, пытаясь задушить в зародыше тревогу, которая цепким кольцом стягивала мысли: «Ни лая, ни скрипа, ни звука человеческого слова… точно они все вымерли…» Он и не предполагал насколько его догадка была верной.
Наконец, дома приблизились и можно было увидеть дымок труб, почувствовать вкус свежеиспеченного хлеба …
Но тревога не отпускала даже в такой близости от жилья. Почтовый дилижанс катил по центральной улице. По-прежнему их никто не встречал. Что само по себе уже было невероятным. Люди всегда с нетерпением ждали прибытие почтовой кареты, надеясь получить весточку от родных и близких, от друзей, с которыми давно не виделись, дети сгорали от нетерпения, предвкушая рождественские подарки.
Посреди дороги лежало нечто темное бесформенное. Кучер остановил коней и, кряхтя, слез вниз.
Оказавшись на земле, чуть приседая, разминая затёкшие от долгой поездки ноги, неспешно подошёл к препятствию. Но стоило ему наклониться, как он тут же отпрянул. Увиденное потрясло бывшего старого служаку: перед ним была верхняя половина туловища мужчины, чуть дальше на расстоянии пары шагов, раскинув ноги в разные стороны, лежала вторая половина некогда единого сильного тела.
С перекошенным лицом он повернулся к дилижансу. Почуяв недоброе, пассажиры приблизились к нему. Когда прошёл первый шок от увиденного, люди стали кричать, звать живых. Но не ответных криков, не стонов они не услышали в ответ. Пробираясь осторожно в глубь внезапно опустевшей деревушки, они видели раскрытые дома, заглянув в которые, не находили жильцов. Только вдоль улицы время от времени попадались трупы, точно попавшие под косу смерти и не успевшие понять, что от неё невозможно скрыться.
Нечто настигало убегающих сзади. Оно впивалось в горло жертвы и сворачивало шею, скручивая голову на сто восемьдесят градусов. Падая ниц, голова каждого убитого противоестественно была развёрнута обескровленным лицом вверх. Равнодушная луна заглядывала в эти расширенные от боли и ужаса остекленевшие глаза безучастно, без сострадания. В лунном свете лица фосфорицировали зеленовато-жёлтым оттенком, словно мертвенно-бледный свет шёл откуда-то изнутри тел.
Эта единая краска нанесла отпечаток смерти на всё вокруг. Заснеженную долину покрывало сказочное лунное серебро. От раскуроченных тел тянулись черные нити. В свете луны кровь приобретала насыщенный чёрный цвет. И эти нити переплетались, сливались, стекая в углубления, и тогда казалось, что на чистом мерцающем снегу возникали бездонные колодца, в которых , наконец, смерть утопила людское отчаяние, мучения и ужас всех погибших долины.
Возможно, неведомая вероломная сила тьмы также утолила свой голод человеческой плоти.
Апофеозом страшного зрелища служила картина у церкви.
Когда троица вышла на центральную площадь, им стало понятно: куда устремились люди в момент опасности. Здесь было больше всего загубленных.
Картины ужаса прожигали память навечно, как будто прижигая железом человеческую плоть: пара высоких сапог стояла неподвижно с оторванными по колена ногами… детское тельце расчленённое пополам до сих пор прижимающее к себе окровавленную игрушку… повисшее на церковной изгороди тело женщины с распростёртыми вверх, почти в молитвенном жесте, руками… и дальше… дальше…дальше…
Обезображенные трупы… истерзанные тела вповалку брошенные в бесформенную кучу, в которой невозможно было распознать принадлежность отдельных фрагментов рук, ног, лиц … Это месиво источало удушливый запах скотобойни и даже морозный воздух не мог приглушить смрада крови и свежи выпотрошенных человеческих тел.
К дверям сельской церквушки, распятый как на Андреевском кресте: по диагонали раскинув руки и ноги, был прибит кольями настоятель. Медик пояснил, что он не был убит сразу. Смерть наступила в результате потери крови из множественных ран. Казалось, одновременно несколько остро заточенных лезвий одним росчерком раскромсали человеческую плоть. Удары наносились точно, не задевая жизненно важных органов, что продлевало мучения, но лишало надежды выжить. Можно было б восхищаться филигранностью мастерства с которым творилось действо, если не придавать значение, что оно совершалась над живым человеком. Какими бы тяжкими ни были его прегрешения, он не заслужил подобной участи. Некто заставил его смотреть до последней минуты жизни на картину достойной названия «АД».
На утро, когда солнце провело первыми лучами по голове молодого врача, священник, цепенея, отметил седину, полностью покрывшую его голову.